Треддик делал упор на версию о виновности Барри. Еще чуть-чуть, и он расколет этого парня, и Барри сам выдаст себя и выведет к могиле Джейсона.
Треддик был терпелив. Он умел ждать, как паук в паутине зазевавшуюся муху.
Они спорили друг с другом, но одно их объединяло — убеждение в том, что анонимное письмо послал Барри. Предметом спора была лишь цель его поступка.
В любом случае, стрелка, указывающая на Теренса Ванда, не должна была быть оставлена без внимания.
Миссис Голдшмидт позвонила рано утром. Могла ли она зайти и еще раз осмотреть дом и сделать дополнительные измерения? Теренсу вовсе этого не хотелось, но он не мог отказать.
Кроме него, никто не должен присутствовать в доме, а день полон неожиданностей… Лучше встретить ее пораньше. Он принял две таблетки валиума.
Она явилась в половине одиннадцатого, одетая в бледно-розовый кожаный плащ с меховым воротничком. Теренс отметил, что она имеет пристрастие к мехам.
Она изменила прическу, и ее дотоле гладкие волосы были высоко взбиты. Казалось, что она чего-то нанюхалась или наглоталась, но не сильнодействующего наркотика. Первая ее фраза была странной:
— Ваш дом меня притягивает и страшит одновременно.
— Что больше?
— Больше притягивает…
— Я рад.
— Да, да, конечно. — Она мерила рулеткой стены, заносила в записную книжечку цифры.
Эмоции в ее речи по-прежнему отсутствовали. Все произносимое ею звучало как-то механически. Так монотонно обычно говорят о затянувшейся до бесконечности плохой погоде или о состоянии хронического больного.
Теренс обошел с ней весь дом. Они заглянули в каждый уголок. В восточной спальне миссис Голдшмидт сняла плащ и бросила его на один из низеньких японских стульчиков. Под плащом на ней было надето коротенькое обтягивающее платьице розового цвета с большим воротником поло.
— Так свободнее! — прокомментировала она.
Миссис Голдшмидт взобралась на скамеечку, намереваясь обмерить окно для будущих занавесок, а закончив, оперлась рукой о плечо Теренса, чтобы он помог ей спуститься, хотя высота была совсем небольшая.
Затем, уже без туфель, в чулках, она ступила на оттоманку, занимавшую оконную нишу в хозяйской спальне. Она растянула свою рулетку, потеряла равновесие и непременно бы упала, если бы Теренс не успел ее поймать.
Он обхватил ее талию и довольно бесцеремонно прижал к себе, но вместо пружинящего, нервно сопротивляющегося тела ощутил полную расслабленность и податливость женщины. Он задался вопросом, что делать дальше.
Что-то обязательно должно произойти.
Теренс знал, что чем-то привлекает женщин, и зарабатывал этим на жизнь. Он сам не понимал, почему пошел по этому пути и на основании каких данных. Как раз данными для подобной «профессии» он не обладал. Роста он был ниже среднего, внешне — абсолютно невыразителен, а цвет его волос в безжалостном женском лексиконе определялся как «мышиный».
Кэрол Стратфорд однажды спросила его, кто он — мужчина или мышь, и правда, он часто ощущал себя мышью, маленькой, серенькой, пугливой. Вероятно, это почему-то и нравилось в нем женщинам.
Он убрал руки с талии миссис Голдшмидт и слегка шлепнул ее по бедру. Он был не совсем уверен в себе в этот момент, не знал, каков будет отклик, если он начнет действовать активнее: нарвется ли он на скандал, за которым последует отказ от покупки дома, или с молчаливого согласия дамы ему позволят продолжить штурм?
Времени для раздумий не было, но тут взгляд Теренса случайно уперся в окно, а за окном он увидел двух мужчин, вышедших из-под арки и теперь осматривавших дома по его стороне улицы.
Если Теренс так и не пришел к определенному выводу, кто был незнакомец, наблюдавший за домом в памятный и не очень приятный вечер, то в этих двух он сразу распознал полицейских.
Теренс был из тех людей, у кого на полицию особый нюх.
Ни у кого больше нет таких мутных, усталых глаз, одежды, которая выглядит так, будто ее обладатели потеряли внезапно немало в весе, а также давно не чищенной обуви.
Пять домов в этом уединенном местечке стояли почти вплотную. Мужчины оглядели их, затем двинулись через двор к дому номер один. Теренс, затаивший дыхание, наконец выдохнул.
Миссис Голдшмидт протянула ему руку, ожидая, что он поможет ей слезть с оттоманки, а может, для поцелуя.
Целовать ей руку ему в голову не пришло, поддерживать даму он тоже не спешил, поэтому она спустилась самостоятельно и присела на оттоманку, обуваясь. Потом Теренс в молчании повел ее вниз в холл.
По пути он мельком взглянул в одно из окошек, через которые падал свет на лестницу. Полисмены зашли в дом номер один, но входная дверь осталась приоткрытой. Теренсу это не понравилось.
Он хотел поскорее избавиться от миссис Голдшмидт.
Она шла впереди него, медленно, с томным видом скользя рукой по перилам, один раз оглянулась через плечо, одарив его задумчивой, с неопределенным подтекстом улыбкой. В холле возле статуи с дырой в голове она задержалась, делая какие-то пометки в блокноте крупным размашистым почерком.
— Я забыла плащ. Я оставила его наверху.
«Она пойдет за ним, — подумал Теренс, — затем позовет меня, а затем…»
— Я сейчас принесу его.
Он помчался наверх.
В спальне Теренс первым делом выглянул в окно. Оба полисмена теперь стояли на узкой гранитной террасе перед входом в дом номер три, и беседовали с проживающей там женщиной.
Теренс схватил кожаный плащ, чуть ли не смяв его в комок, и устремился обратно вниз.