Прохожие на улице и соседи из окон пялились на него.
Лайла Курор, давно овдовевшая, но, как положено индианке, постоянно облаченная в белоснежное траурное сари и давшая обет ни с кем не заговаривать и не отвечать ни на какие вопросы, вдруг распахнула свое до блеска отмытое окно и жестом указала путь полицейской машине, хотя того и не требовалось.
В Уинтерсайд-Даун никогда не наступали сумерки. Высокие фонари с желтыми лампами превращали ночь в бесконечно длящийся унылый день.
Все жители района, почерпнув сведения из дневных газет, могли запросто сложить два плюс два и сделать вывод, что Барри и прикончил Джейсона, раз его привозят домой на полицейской машине. На первых страницах всех газет было сообщение о некоем человеке, который целый день подвергался допросу. Никаких деталей не приводилось, имя допрашиваемого не упоминалось, зато репортеры много слов посвятили миссис Кэрол Стратфорд, проводящей в тревоге и ожидании дни и ночи в доме, который она делит со своим сожителем, двадцатилетним Барри Мэхоуном. Далее указывалось, что допрашиваемому полицией было как раз двадцать лет, и он местный житель.
Барри содрогнулся. Он купил газету в киоске на Бевин-сквер и почувствовал, что мистер Махмуд, киоскер, и его хорошенькая дочурка с длинными черными косичками разглядывали его с особым интересом.
Полиция опять сама приехала за ним на следующий день.
Была суббота, и он сидел дома. В участке из него снова словесно попытались сделать отбивную. Вопросы были все те же. Его пытались подловить на несостыковках и противоречиях. Барри отвечал спокойно, а если какие-то подробности не мог вспомнить, то искренне в этом признавался.
Его расспрашивали, какой у него характер, вспыльчив ли он, скор ли на физическую расправу, если ребенок нарушает дисциплину, и как он вообще относится к телесным наказаниям. Барри отвечал, как думал, почти механически. Его только волновало, почему лишь его одного взяла в клещи полиция.
В жизни Джейсона был и другой мужчина. Допрашивали они его или нет? Поинтересовались ли они, спросили ли у Кэрол, кто он такой? Барри хотелось крикнуть во весь голос: «Ведь у Джейсона есть отец!»
Он едва не сорвался на крик, но в конце концов сдержался. Уважение к Кэрол, преданность любимой им женщине остановила его. Он вытерпел все вопросы, отвечая «да» или «нет», а иногда отделываясь молчанием. Любопытно, что он потерял всякий интерес к следствию точно так же, как после первого допроса лишился страха перед полицейскими.
На этот раз его уже не везли с шиком, он возвращался домой пешком. Кэрол отсутствовала. Ее заменяла записочка — два крестика означали два поцелуя, чтобы он не подумал, что она его забыла и перестала любить.
Барри попробовал поглядеть по телеку матч «Ипсвич» — «Арсенал», но не смог сосредоточиться на игре. Его мозг был занят лишь одной мыслью, которая раньше никогда не занимала его.
Невольно он взял в руки рамку с фотографией Дэйва. Это был портрет улыбающегося, беззаботного, абсолютно счастливого человека.
Снимок был сделан за месяц до гибели Дэйва. Его тело расплющилось вместе с трейлером где-то в горах Хорватии.
Барри трудно было представить Дэйва и Кэрол с Таней и Райаном как сплоченную, благополучную семью. Он сам не понимал, почему, но ему казалось, что Кэрол никак не вписывается в эту картинку. И все же она настаивала, что было именно так
А потом?
Как она строила свою жизнь после трагедии?
Ее детей взяли под опеку, она оказалась предоставлена самой себе. Но такая красотка не могла долго бродить одна-одинешенька. Кто занял место Дэйва?
Барри пытался размышлять о том, что ощущала Кэрол и как вела себя, оставшись без спутника жизни, пусть даже на короткий период. И какие мысли мелькают сейчас в ее хорошенькой головке, когда у нее есть время заняться любимым делом — например, разглядыванием витрин или выпивкой в пабе вместе с Айрис и Джерри?
Если Барри постоянно вспоминает о Джейсоне, то уж она должна думать о нем непременно. Ведь она женщина, его мать, она его рожала, он рос и менялся на ее глазах, превращаясь из бесформенного трогательного комочка в уже смышленого мальчика, который потом станет мужчиной. Барри твердо знал, что если бы он был женщиной, то, оказавшись на месте Кэрол, ни на секунду не оторвался от дум о Джейсоне. Но это он такой, особенный, и не смеет судить других людей с иными характерами и представлениями о жизни.
Он, занимаясь любовью — и с Кэрол, и с другими женщинами до нее, — никогда не забывал, что этот акт приводит к рождению ребенка. Но какое право он имеет требовать от других такого же образа мыслей?
Движимый вполне понятным импульсом, Барри захотел сделать этот вечер приятным для них обоих и упрятать подальше в глубь души все свои сомнения.
Вино, жареный цыпленок, салат — почему бы ему ради нее не приготовить настоящий домашний ужин?
Выйдя на главную улицу Уинтерсайд-Даун, Барри не встретил ни одного знакомого лица. Все куда-то подевались, сделав необходимые покупки, и юркнули в свои норки. Когда он тоже нагрузил пакеты, как раз зажглись желтые фонари, отгоняя подступившую ночь.
Не очень разумная идея поговорить с Морин подтолкнула его проделать путь обратно к Уинтерсайд-роуд, к каналу и Китайскому мосту. Он прошел мимо дома Морин в нерешительности. Вряд ли она что-либо ему расскажет, да и, поскольку была суббота, Иван уже сидит на диване перед телевизором.
На мосту появилась новая надпись, сделанная кроваво-красной краской: «Цыплят надо душить». Барри усек смысл зловещей надписи. Он был достаточно молод и нелюбим в округе, но у него хватало ума не заниматься подобной глупостью.